— Несомненно. Знаешь, Алек, после двух столетий, когда я открывал для себя все новые и новые чудеса, я так радуюсь сознанию, что, проживи я еще двести лет, я все еще буду наслаждаться новыми открытиями. Мы с Магианой были не такими затворниками, как многие маги, и поэтому, как и Серегил, пережили старение и смерть многих друзей. Я солгал бы, сказав, что не испытывал боли, но каждая такая дружба, какой бы короткой она ни была, — бесценный дар, и пожертвовать им я не согласился бы.
— Я могу показаться тебе бессердечной, — добавила Магиана, — но после того, как ты переживешь представителей одного-двух поколений, становится легче заглушить свою скорбь. Это не значит, что ты начинаешь меньше любить своих друзей, ты просто учишься уважать круговорот жизни. И все равно я благодарю Иллиора за то, что вы нашли друг друга.
— Я тоже, — ответил Алек с чувством, удивившим его самого; он даже слегка покраснел, смущенный своим порывом. — Я только жалею, что не смог поговорить с отцом обо всем этом… и о моей матери. Серегил построил хорошую теорию о том, что могло случиться с ними, но теперь я никогда не узнаю, как все было на самом деле.
— Может быть, и нет, — сказал Нисандер. — Но ты можешь почтить их память, относясь с уважением к жизни, которую они тебе дали.
— Раз уж мы заговорили о твоих родителях, Алек, расскажи Нисандеру о тех кошмарах, что преследуют тебя со времени гибели Ритела, — вмешался Серегил, воспользовавшись подходящим поворотом разговора.
— Вот как? — поднял брови Нисандер, вопросительно глядя на юношу.
— Можешь ты подробно пересказать свой сон? — спросила Магиана. — Сны иногда оказываются удивительным инструментом, а те, что приходят не один раз, обычно очень важны.
Серегил исподтишка посматривал на Нисандера, пока Алек излагал все детали кошмара; он слишком хорошо знал старого волшебника, чтобы не заметить проблеск острого интереса за внешним спокойным вниманием.
— И каждый раз все кончается именно так, и это самое страшное, — завершил рассказ Алек. Даже несмотря на яркое утреннее солнце, заливающее комнату, воспоминание о видении заставило его поежиться.
Магиана медленно покачала головой.
— Сцены насилия могут пробуждать другие болезненные воспоминания, я думаю. Хотя твой отец умер от длительной болезни, а не от руки убийцы, должно быть, в то время ты испытывал ужасную боль и страх.
Алек только кивнул, но Нисандер прочел страдание за его сдержанной манерой.
— Да. Ужасная смерть кузнеца в сочетании с неожиданным открытием своего настоящего происхождения могла породить в твоем мозгу такие образы, — заключил маг, хотя взгляд, брошенный им на Серегила, говорил иное: у Нисандера, очевидно, были и другие соображения. — На твоем месте я бы особенно не беспокоился, милый мальчик. Уверен, что со временем все пройдет.
— Надеюсь, — вздохнул Алек. — Дело дошло до того, что я с ужасом ложусь спать.
— Нисандер, у тебя ведь есть книга Рели-а-Нолиены? — спросил Серегил. — Такая философия могла бы сейчас помочь Алеку. Мне кажется, я видел ее на полке в гостиной.
— Кажется, так и есть, — ответил Нисандер. — Давай спустимся туда, ты поможешь мне ее найти.
Пока они шли по лестнице, Нисандер молчал. Но как только дверь гостиной закрылась за ними, он бросил на Серегила вопросительный взгляд.
— Как я понимаю, есть что-то, что ты хотел бы обсудить со мной наедине?
— Неужели это было так очевидно?
— Ну-ну, не притворяйся. Рели-а-Нолиена! — Опустившись в свое любимое кресло у камина, Нисандер бросил на Серегила лукавый взгляд — Я же помню, ты не раз называл ее писания полной чепухой.
Серегил пожал плечами и провел пальцем вдоль волшебной фрески, охранявшей комнату
— Да это просто первое имя, которое пришло мне в голову. Что ты думаешь по поводу кошмаров Алека и в особенности древка стрелы без острия? У меня такое чувство, что это связано… — Серегил умолк, заметив предостерегающий взгляд Нисандера. — Связано с тем, о чем мне не разрешается говорить.
— Да, связь представляется очевидной. Ты, без сомнения, вспомнил предсказание оракула.
— Хранитель, Воин и Копье.
— Безусловно, возможно, что здесь имеется связь, хотя почему она вдруг проявилась сейчас, я не знаю. С другой стороны, тут может ничего и не быть особенного Алек — лучник. Что способно для него выразить беспомощность сильнее, чем бесполезная стрела?
— Я тоже пытался успокоить себя подобными соображениями. Мы оба знаем, кто такой Пожиратель Смерти, меня дважды касалась темная сила, и лишь по невероятному везению я сохранил жизнь и рассудок. Поэтому мне очень хотелось бы верить, что Алек не запутался в той же паутине, однако мне кажется, что именно это и происходит, и именно это его сон и означает. Ты ведь тоже так думаешь, верно?
— И каких же действий ты от меня ожидаешь? — в голосе Нисандера проскользнула горечь. — Если мы столкнулись действительно с пророчеством, тогда то, что должно случиться, — случится, согласны мы с этим или нет.
— Настоящее пророчество, а? Рок, хочешь ты сказать, — скривился Серегил. — Но тогда почему во сне? Какая польза от предупреждения, если все равно судьбы нельзя избежать?
— Избегать чего-либо — редко лучший путь разрешить проблему.
— Так же как и зарыть голову в песок и покорно ждать, пока рухнут небеса.
— Что ж, кто предупрежден — тот вооружен, не так ли?
— Вооружен против чего? — с усиливающимся раздражением спросил Серегил, заметив на лице мага хорошо знакомое замкнутое выражение. — Ну ладно, ты все еще должен хранить свой мрачный секрет, но мне кажется, что сами боги намекают на что-то. Если Хранитель — ты, а в этом ты признался, и если Алек, единственный из нас лучник, — Древко, тогда я — Воин? — Он помолчал, про себя примеривая такую роль, однако не ощутил той же безусловной уверенности, которую чувствовал относительно Алека. — Воин, тот, кто первым идет в бой… Нет, со мной это как-то не совпадает. Кроме того, оракул не стал бы советовать мне беречь самого себя. Так почему же он вообще что-то сказал мне, если только…